ГЛАВНАЯ   СТАТЬИ Статьи преподавателей Статьи студентов

М.В. Кирчанов

Латышско-германские и латышско-британские отношения
в 1920- 1940 годы: основные этапы и особенности

Балтийская история на Западе нашла своего исследователя после завер­шения второй мировой войны. Для отечественной исторической науки про­блемы, связанные с историей внешней политики Латвии, – новая тема, так как балтийская проблематика только начинает входить в число направлений ис­следовательской деятельности. Что касается латвийской историографии, то в изучении проблем, связанных с историей внешней политики в этой балтий­ской республике, определенные результаты были достигнуты еще в советский период. В Латвийской ССР аспекты внешнеполитической истории Латвии были представлены в работах М. Вирсиса, А. Путниньша, К. Почса, Д. Дзерве, В. Сиполса, А. Зунды, А. Варславанса. Этой теме посвящен и ряд совместных работ А. Варславанса и А. Зунды. Ряд внешнеполитических проблем представлен и в исследованиях о роли немецкого меньшинства в странах Балтии в межвоенный период – это относится к статьям И. Фелдманиса, Е. Шимкувы, П.Я. Крупникова. В среде балтийской эмиграции дан­ной проблематикой занимался П. Петерс.  Из западных историков, внесших свой вклад в изучении истории внешней политики Латвии, следует упомя­нуть Д. Хидэна. Проблемы дипломатической истории представлены и в ря­де обобщающих исследований по балтийской тематике.

Настоящая статья, в отличие от вышеназванных работ, посвящена об­щим проблемам истории латвийского внешнеполитического курса, его пе­риодизации, особенностям пребывания Латвии «в контексте европейской ис­тории» и дипломатии, основным достижениям и просчетам латвийской ди­пломатии и внешней политики в межвоенный период.

Становление внешнеполитического курса Латвии имело место в период с 1917 по 1920 год. На этом раннем этапе латвийская политическая элита ко­лебалась между тремя государствами при выражении своих внешнеполити­ческих предпочтений. Этими странами были Россия, Германия и Великобри­тания. Однако октябрьский переворот, приход к власти большевиков и их попытки советизировать латышские территории превратили Россию в наиме­нее привлекательного партнера, на которого следовало бы ориентироваться во внешней политике. Позднее эту судьбу разделила и Германия, правящие круги которой вынашивали планы создания балтийской монархии на терри­тории Латвии и Эстонии во главе с одним из немецких князей, что могло привести к ослаблению латышской политической элиты. Внешнеполитиче­скому отходу Латвии от Германии способствовало и то, что немецкие войска заняли часть латышской территории, а политика германской военной адми­нистрации отвечала интересам исключительно Берлина. В такой ситуации латышские националисты переориентировались на Великобританию. Этому способствовал ряд факторов. Во-первых, Англия была политическим против­ником Германии, что было выгодно латышской националистически настроенной элите, которая могла почувствовать на себе немецкое господство в поздней предвоенной Российской Империи. Во-вторых, Англия была после­довательна в своей антисоветской политике, что было крайне важно для мо­лодого латвийского государства, которое оказалось расположенным по со­седству с агрессивно настроенной Советской Россией. В-третьих, Англия была хорошо знакома многим латышским политическим деятелям, например, Карлису Улманису, который несколько лет из своей вынужденной эмиграции прожил в Британии, где не только получил высшее образование, но и превра­тился в законченного германофоба и последовательного англофила.

Стремясь привлечь англичан к балтийской проблематике, латышские национальные деятели пытались установить с ними контакты, доказать, что Латвия была и «находится в контексте европейской истории». Одна из пер­вых попыток была сделана через шведского посла в Петрограде Брандштрема. В разговоре с ним Голдманис и Я. Сескис высказались о пользе англий­ской политики и положительном британском влиянии в регионе. Англий­ские власти, по всей видимости, были проинформированы Швецией о готов­ности латышской элиты идти с ними на контакты, и уже в феврале 1918 года британский поверенный в Петрограде Линдли заявил Я. Сескису о том, что латыши вправе бороться за создание независимой Латвии. При этом британ­ский дипломат выразил уверенность в победе латышей. В пользу создания независимой Латвии высказался и британский посол в Париже лорд Берти. Тогда же английское правительство начало предпринимать конкретные дей­ствия и вмешиваться в события, происходящие в Прибалтике. Латвию посе­тил целый ряд британских представителей, как военных, так и дипломатиче­ских – в Лиепаю приехал полковник С. Таллэнтс, позднее прибыл и поли­тический представитель Герберт Грант-Уотсон. Много для налаживания отношений между Латвией и Великобританией сделал латышский деятель Зигфридс Мейеровицс, которого российский и латвийский общественный деятель периода Первой Республики Генрих Гроссен характеризует как «очень неглупого человека, в прошлом бухгалтера какого-то крупного пред­приятия, патриот и большой деятель по возрождению Латвии». Наряду с 3. Мейеровицсем за установления контактов с Англией ратовал Алфредс Билманис – «большой знаток иностранных языков, вплоть до еврейского, жур­налист-публицист».

К 1920 году ситуация несколько изменилась. Советская Россия снизила свои амбиции по советизации балтийских государств, пойдя на заключение с ними мирных договоров и осознав, что с их поглощением не смирится Запад, заинтересованный в их существовании в качестве «санитарного кордона» между Советской Россией и западными демократиями. В такой ситуации глава МИД Латвии Зигфридс Мейеровицс говорил о том, что латвийской ди­пломатии следует выполнять роль посредника между Востоком и Западом. В Германии установился новый политический режим, и Веймарская Респуб­лика была уже не так амбициозна в возвращении балтийских территорий под немецкое господство. Поэтому 15 июля 1920 года Латвия пошла на подписа­ние мирного договора с Германией, где последняя, в соответствии со вторым параграфом, признавала Латвию de jure. По данной причине латышская по­литическая элита, вырабатывая внешнеполитический курс Латвийской Рес­публики, старалась лавировать между Германией и Великобританией. Отно­шения с Францией для Латвии были не столь важны, так как большинство французских отношений было сосредоточено в соседней с Латвией Литов­ской Республике.

Отношения Латвии с Великобританией были особенно важны, так как Латвия стремилась к укреплению своего положения на международной аре­не. Ради достижения этой цели Латвийская Республика стремилась стать членом Лиги Наций. Параллельно перед Латвией стояла задача добиться ме­ждународного признания. Первая попытка вступить в ЛН и привлечь к Лат­вии интерес западных стран была предпринята латышскими политическими лидерами уже в 1919 году, когда они направили ноту участникам Парижской конференции. Правда, эта просьба была оставлена без внимания. В 1920 году правительство Латвии подтвердило свое желание войти в состав ЛН. Учреди­тельное Собрание Латвии, работавшее в 1920 году, так же высказалось о не­обходимости вхождения в ЛН. Особую активность проявлял при решении этого вопроса глава МИД Латвии Зигфридс Мейеровицс, который в 1920 г. принимал участие в конференциях в Женеве и Брюсселе. Его деятельность в Латвии была оценена положительно, и лидер Крестьянского Союза А. Кливе писал, что участие Латвии в работе Брюссельской конференции – важ­нейший шаг на пути к вступлению в Лигу Наций. При этом членом Лиги Наций Латвия смогла стать только в 1921 года, после того как бала признана рядом западных государств. Принятию Латвии предшествовали переговоры латвийских представителей в Лондоне с британскими дипломатами, у кото­рых Латвия пыталась заручиться поддержкой при вопросе о вступлении в ЛН. В начале 1920-х годов проанглийские тенденции во внешней политики Латвии в целом господствовали и определяли становление внешнеполитиче­ского курса Латвийской Республики и ее отношения с другими странами.

Политика сближения Латвии и Англии в начале 1920-х годов была до­вольно последовательной. Ради сотрудничества с Великобританией Латвия постепенно отходит от Польши и активизирует сотрудничества с другими балтийскими странами, которые также нередко шли в русле британской по­литики. Это относится к соседям Латвии – Литвы и Эстонии. Такая полити­ка Латвии вела к столкновению ее интересов с интересами Германии, которая бала заинтересована в контроле территории Центральной и Восточной Евро­пы, рассматривая государства, расположенные в этом регионе, как зоны сво­его исторического влияния. Позднее, в период правления президентов Я. Чаксте (1922-1927) и Г. Земгалса (1927-1930), Латвия стремилась поддер­живать отношения с Великобританией. Эта политика Латвийской Республи­ки отличалась последовательностью, что следует объяснять экономической ориентацией Латвии на английские рынки. Во внимание следует принимать и англофильские позиции латышского правительства, которое стремилось иг­рать на английском страхе немецкого или советского усиления в Централь­ной Европе и регионе Балтийского моря. При этом Латвия не забывала и о том, что в Европе не менее важная роль, чем Великобритании, принадлежит Германии, несмотря на то, что она проиграла первую мировую войну и вы­шла из нее в значительной степени ослабленной и потесненной на междуна­родной арене Великобританией, Францией и Соединенными Штатами.

Отношения Латвии и Германии в 1920-е годы были далеки от идеаль­ных. Латышское правительство привело ряд мероприятий, направленных на подрыв доминирующего немецкого влияния в Латвии, что в первую очередь вылилось в аграрную реформу, которая привела к ослаблению германских позиций в экономике и общественной жизни и вызвала негативную реакцию как в Латвии, так и в германском обществе за ее пределами. В ответ гер­манские власти активизировали так называемую «политику немечества», направленную на сближение и возможное политическое объединение всех немцев независимо от того, проживали ли они на территории других госу­дарств. Слова немецкого министра иностранных дел Г. Штреземанна о стремлении Германии помогать и сотрудничать со всеми «частями немецкой нации»,  оказавшихся на территории «Средней Европы», особого энтузиазма и одобрения в Риге не вызывали. Хотя Рига и не была знакома с секретным меморандумом германского МИД о поддержке немцев за рубежом как «твер­дой опоры Германии», Латвия могла почувствовать на себе попытки ис­пользования латвийских немцев в интересах Берлина. Тем не менее, Латвия и Германия поддерживали дипломатические отношения. Послом Германии в Латвийской Республике с 1923 по 1928 год являлся Адольф Кестер, который оставил в Риге хорошую память, что даже латышские авторы оценивали его как «гостеприимного хозяина и социал-демократа, весьма культурного чело­века и литератора». Позитивные отношения Германии и Латвии поддержи­вались на фоне постепенного роста немецкого влияния в экономике Латвий­ской Республике, что в советской историографии, в частности в работах Л.В. Стародубского и А. Лейтса, оценивалось крайне негативно. Ряд советских латвийских историков вообще был склонен преувеличивать латвийско-немецкие контакты и роль германского капитала в политической жизни Лат­вии, указывая на то, что именно углубление отношений между Германией и Латвией привело к установлению в последней авторитарного режима К. Улманиса.

В 1930-е годы в германо-латвийских отношениях начался новый этап, отмеченный определенным сближением, который приходится на правление президента А. Квиесиса (1930-1936), «бывшего председателя судебной па­латы, очень приличного и культурного человека», премьер-министров М. Скуйениекса (1931-1933) и А. Бледниекса (1933-1934). Следует отметить, что истоки германской политики 1930-х годов Латвии могут быть найдены не в Риге, а в Лондоне. Английская политическая элита начала склоняться к союзу с Германией. Этот факт был замечен и в правящих латышских кругах. В 1930 году латышский представитель в Лондоне Ф. Весманис, комментируя особенности лейбористского правительства Великобритании, писал, что по своей прогерманской политической ориентации оно является еще более по­следовательным, чем британские консервативные круги. Восприняв это как согласие, латышские власти активизировали в начале 1930-х годов контакты с Германией. При этом во внешней политике и внешнеэкономических связях латвийское правительство во многом ориентировалось, прежде всего, на Ве­ликобританию: например, к 1933 году 31,6 % общеторгового оборота Лат­вийской Республики приходилось на Англию, а на Германию – 25 %.

Период латышско-германского сближения, который наступил после зна­чительного охлаждения интереса Великобритании в отношении Латвии, сле­дует датировать 1930-1934 годами. Охлаждение интереса британских пра­вящих кругов к Латвии выразилось в том, что Англия пошла на сокращение поставок латвийской сельскохозяйственной продукции, так как к 1931 году Лондон стал широко использовать лозунг «buy British». Такая антилатвий­ская политика Британии была замечена и латышскими дипломатами, о чем они не замедлили выразить свое беспокойство Риге. Например, генеральный консул Латвийской Республики в Лондоне Е. Сея в 1931 году в донесении сообщал, что «в том, что Англия отбросит принцип фритредерства, нет боль­ше никаких сомнений». После этого Латвия пытается провести переориен­тацию на Германию. Наиболее важные моменты прогерманской политиче­ской ориентации Латвии могут быть сведены к следующему. В 1930 году Берлин посетила латвийская делегация, которую возглавлял Карлис Улманис. Визит К. Улманиса в Берлин стал попыткой латвийской политической элиты проверить позиции и понять настроения германских властей, в осо­бенности в области внешней политики. Однако берлинский визит Карлиса Улманиса не привел к каким бы то ни было значительным изменениям и улучшению общего состояния латышско-германских отношений. При этом первый шаг в переориентации на Германию Латвия все же сделала, и ее пра­вящие круги не спешили останавливаться на этом пути, а наоборот – начали форсировать ситуацию. В 1931 году латышский дипломат Ф. Весманис отме­чает все более возрастающую роль Германии в Европе и в международных отношениях в целом. «В последнее время Германия все сильнее выдвигается в качестве центрального события дня», – писал он. Параллельно латышские дипломаты в Берлине стали в своих донесениях сообщать о том, что Латвия и Германия должны проводить политику сближения. В августе 1931 года ла­тышский представитель в Берлине Э. Криевиньш отмечал имеющую место «активизацию германской внешней политики». При этом среди латышской политической элиты звучали голоса и о возможных опасных последствиях латвийско-немецкого сближения. Именно по данной причине Э. Криевиньш отмечал, что процесс «переориентации на Германию будет долгим и нелег­ким».

Однако, к 1933 году ситуация изменилась. Со сменой политического ре­жима в Германии, с приходом к власти ПСДАП желание Латвии вести поли­тику сближения с Германией постепенно стало снижаться и постепенно схо­дит на нет. «Принимая во внимание намерения германских политических во­ждей и режима в отношении Восточной Европы и прибалтийских стран ни при каких условиях политическое сотрудничество с Германией нельзя счи­тать возможным. Нервозность нашей прессы и общественности объясняется опасениями на счет того, появятся ли в Европе силы, которые не позволят Германии вооружиться и приступить к ревизии границ», – отмечалось в од­ном из сообщений латвийского МИД. Сообщения 1933 года латышских ди­пломатов из Германии были проникнуты беспокойством по поводу возмож­ной агрессивной политики национал-социалистического режима. «Нам необ­ходимо внимательно следить за германскими настроениями в вопросах вос­точной политики и каждый раз, оценивая внешнеполитическое положение, серьезно взвешивать, что и в какой мере может быть выгодно национал-социалистам», – писал Э. Криевиньш. В 1933 году латвийская дипломатия начинает искать способы для улучшения отношений с Великобританией, осознав опасность сближения с Германией. В 1933 году глава МИД Латвии В. Салнайс констатировал то, что республика пойдет даже на значительные ус­тупки, дабы переориентировать свою внешнюю политику в британском на­правлении. «Необходимо считаться с некоторыми требованиями Англии, так как, только идя этим путем, мы сможем поддержать наш экспорт в Англию», – писал он.

Сближение Германии и балтийской республики прекратилось в 1934 го­ду, что было вызвано майским переворотом в Латвии и приходом к власти Карлиса Улманиса, который был настроен националистически антинемецки, но политически проанглийски. Придя к власти, К. Улманис начал проводить политику сближения с Англией и отдаления от Германии. Латвия стремилась быть европейской, точнее английской, практически во всем. Расхождению Германии и Латвии способствовали скорее не шаги Улманиса во внешнепо­литической сфере, а ряд мероприятий во внутренней политике. Это прояви­лось в росте латышского национализма и попытках ослабления в Латвии не­мецкого влияния и латышских немцев. Борясь с немцами, латышский прези­дент Карлис Улманис пошел и на серьезные юридические ограничения в ис­пользовании немецкого языка. Специальными указами было запрещено ис­пользование немецкого языка в образовании, среднем и особенно высшем. Немецкий язык как «варварский» было запрещено и использовать в печати. Кроме этого в школах, гимназиях и университетах так же было запрещено преподавание немецкого языка. Вместо этого Улманис, получивший образо­вание именно в Англии и известный своей во многом проанглийской внеш­неполитической ориентацией, ввел английский язык в качестве обязательно­го предмета.

Отношения Латвии с Германией на данном этапе были не самыми луч­шими. При этом в историографии, как латвийской советской, так и герман­ской, они оценивались несколько иначе. Советские авторы нередко описыва­ли латышско-германские отношения как сближение, как ведение латышской внешней политики в русле возрождавшегося германского империализма и милитаризма. По данной причине власти Латвии изображались чуть ли не как немецкие агенты, предатели национальных интересов, а их политика оценивалась просто как «измена родине». Германские историки, зная о рос­те антинемецких настроений в латышском обществе, оценивали латышско-германские отношения как дружественные и конструктивные. 1934-1939 годы отмечены определенным сближением Великобритании и Латвии. При этом советская латвийская историография, рассматривая данный аспект в ис­тории межвоенной латвийской внешней политики, сводила роль Лондона к стимулированию германо-латвийского сближения, а сама внешняя политика Латвийской Республики оценивалась не просто как ошибочная, но и потерпевшая полный крах. Например, А. Путниньш писал, что «правительство Англии было заинтересовано в сближении Третьего рейха с режимами при­балтийских стран». Такая политика Лондона в отношении стран Балтии в со­ветской историографии традиционно объяснялась стремлением Великобри­тании направить агрессивные устремления Германии на восток, то есть в сторону Советского Союза.

В первой половине 1930-х годов латвийские власти постепенно осознают германскую опасность и попытки использования латвийских немцев в инте­ресах Германии. Латвийская пресса писала о том, что немецкое меньшинст­во уже не желает мириться с предоставленными ему политическими права­ми, а стремится к откровенному захвату власти и превращению Латвии в не­мецкую колонию. Во второй половине 1930-х годов в латвийской историо­графии вновь оживились дискуссии германо-латвийских отношений о роли в Первой Республике немецкого элемента. Это было связано с началом пере­селения немцев из Латвии на территории оккупированной нацистской Гер­манией Польши. Один из авторов в связи этим на страницах газеты «Rīts» («Утро») восклицал, что немцы покидают Латвию «тем же путем, которым пришли, и слава богу». Та же газета, но несколько позднее, писала, что «бо­гослужений на немецком языке больше не будет, не будет немцем и немец­кого духа». После этого Латвию буквально захлестнули публикации с бро­скими названиями типа: «Требование национальной гордости – стряхнуть все чужое»,  «Ни один гражданин Латвии не должен больше называться немцем». В. Велдре писал, что Латвия «больше никогда не примет немецких колони­стов»,  которые «вновь пожелают господствовать над латышами». Оставле­ние Латвии немцами рассматривалось как окончательный акт в становлении Латвийской Республики: «последние суда с уехавшими уже прибыли в Гер­манию, а мы прочно останемся на этой земле, где крепко связанные с ней своими корнями на протяжении 760 лет не допускали, чтобы рядом пустило корни чужое дерево», – писала «Rīts». Такая внутренняя политика Латвии привела к определенной реакции со стороны Германии. Правительство Гер­мании на подобные шаги правительства Карлиса Улманиса, направленные против балтийских немцев, могло прореагировать только негативно. По дан­ной причине, начиная с 1936 года, Германия пыталась через прессу и МИД осуществлять дипломатический нажим на Латвию. Однако власти Латвий­ской Республики заняли принципиальную позицию, чего немецкая сторона, вероятно, не ожидала. Генеральный секретарь МИД Латвии Вилхелмс Мунтерс (который вскоре возглавил латвийское Министерство Иностранных Дел) в беседе с главой германской миссии в Риге Э. фон Шахом завил: «от­ношения с балтийскими немцами являются нашим внутренним делом и, если это вмешательство будет продолжаться, то придется считаться с тем, что от­ношения между Латвией и Германией станут прохладными».

Таким образом, в 1934 году в истории внешней политики межвоенной Латвии наступил новый этап, отмеченный проанглийской политической ори­ентацией. Данная особенность латвийской политики проявилась в антине­мецких компаниях и попытках насаждения всего английского в политиче­ской и общественной жизни Латвии. Проанглийская ориентация Латвии при Карлисе Улманисе проявлялась весьма специфически, нередко она приобре­тала форму «какой-то слепой веры в мировое могущество Англии». Напри­мер, в годы правления Улманиса имел рост переводов и изданий в Латвии английской литературы. В латышских театрах из репертуара стали вытес­няться немецкие авторы: на их место приходили английские пьесы. В школах и университетах в качестве иностранного языка начинали изучать англий­ский. Роль немецкого языка искусственно сокращалась. Генрих Гроссен комментировал эту особенность латышской политики таким образом: «Улманис загнал русский и немецкий языки чуть ли не в подполье, все препода­вание шло на латышском языке, в латышских школах преподавание немецко­го было уничтожено, а был введен английский, чуждый латышскому населе­нию язык, да и некому ненужный как по географическим, так и по практиче­ским соображениям». Примечательно то, что такая политика Латвии прово­дилась на фоне практически полного молчания Лондона и негласной подго­товки Германии к войне. Тем не менее, Латвия стремилась к поддержанию отношений с Великобританией в силу идеализма правящих кругов, практиче­ски не получая реальной помощи и не ощущая содействия из Англии. Что ка­сается Германии, то Латвия позволяла себе националистические антинемец­кие выпады, опасаясь принимать серьезные внешнеполитические действия, полностью осознавая различие потенциалов.

В середине 1930-х годов латвийская дипломатия, понимая незаинтересо­ванность Великобритании и принимая во внимание излишнюю заинтересо­ванность Германии в Балтийском регионе, попыталась в некоторой степени провести переориентацию всей своей внешней политики, что, однако, не привело к положительным результатам. В качестве нового внешнеполитиче­ского ориентира часть латвийских лидеров стала рассматривать Францию, которая при помощи Польши пыталась увеличить свое влияние в регионе. Первые попытки привлечь Францию к проблемам балтийских стран по ини­циативе Латвии имели место в начале 1930-х годов. Латвия пыталась выйти на контакт с французской дипломатией через Польшу, поддержав польские позиции на конференциях в Варшаве и Бухаресте в 1930 году.

Латвийское Министерство Иностранных Дел стремилось к сближению с Францией, о чем было отмечено в одном из инструктивных писем посланни­кам за границей, которое датируется 24 апреля 1933 года. В письме сообща­лось, что «единственно реальную поддержку и симпатии в военно-политическом плане мы могли бы в первую очередь искать у Франции». Не­сколько позднее заведующий западным отделом МИД Латвии Л. Экис пи­сал: «в политическом отношении по-прежнему следует считать, что Франция все сильнее выдвигается в качестве единственной европейской державы, у которой мы в случае необходимости можем искать поддержку и помощь». Однако политика латвийской переориентации на Францию потерпела крах. Франция не пошла на предоставление каких-либо конкретных гарантий Лат­вии, уклонившись от подписания с ней межгосударственных договоров. В конце 1930-х годов наступил краткий период очередного немецко-латвийского сближения. Однако сближение 1939 года не отвечало интересам двух государств, а было выгодно почти исключительно Германии. 6 июня 1939 года Латвия и Германия подписали договор о ненападении. В тексте до­говора отмечалось желание сторон «поддерживать мир при любых обстоя­тельствах» и не использовать силу друг против друга. Но Германия и Лат­вия так и не использовали условия этого договора, что стало результатом из­менений в Европе, приведшим к смене внешнеполитической ориентации, как Германии, так и Латвии, которая вскоре вообще теряет политическую неза­висимость.

Проблема выбора стратегически важного внешнеполитического партне­ра для Латвии перестала быть актуальной в конце 1930-х годов в связи с по­литическими изменениями в Европе. 23 августа 1939 года СССР и Германия подписали договор о ненападении, который известен как пакт Молотова – Риббентропа. Секретный протокол передавал балтийские государства в сфе­ру влияния СССР. В 1940 году Латвия вообще вошла в состав Советского Союза в качестве Латвийской ССР, что привело к началу советизации, как Латвии, так и всего региона в целом. Это означало временный отказ Германии от своих амбиций в отношении Латвии. Что касается Великобритании, то она, озабоченная ситуацией в Европе, почти никак не прореагировала на изменения в балтийском регионе. Латышский исследователь А. Странга от­мечает, что в данной ситуации британские власти старались придерживаться политики status quo при отсутствии реальных интересов в Балтийском регио­не, в том числе и в Латвии, в то время как Германия занимала ревизионист­ские внешнеполити­ческие позиции. Таким образом, в период острого меж­дународного кризиса Германия и Великобритания отказались от своих парт­неров, в том числе и Латвии, в Прибалтике, признав тем самым их переход в сферу советского влияния.

Таковы были отношения между Латвией и странами Западной Европы, Великобританией и Германией в 1920-1930-е годы. Эти отношения имели сложный характер и нередко не соответствовали политическим интересам сторон. Отличительная черта внешней политики Латвии состояла в лавиро­вании между Германией и Великобританией. В этих дипломатических отно­шениях балтийского государства со странами Запада можно выделять не­сколько этапов. Что касается латвийско-английских отношений, то возможна следующая их периодизация. Первый этап датируется 1917-1920 годами и характеризуется, с одной стороны, установлением контактов между Латвией и Англией, а, с другой, выжидательной позицией Лондона, который еще не питал особой уверенности в отношении независимости Латвии. Второй этап охватывает период 1920-х годов и отмечен ростом экономических и политических связей между Англией и Латвией. Третий этап может быть датирован 1930-1934 годами и связан с сокращением контактов по причине латвийско-германского сближения. Четвертый этап (1934-1939) начался после перево­рота 14-15 мая 1934 года и привел к переориентации латвийской внешней политики на британскую. Последний, пятый, этап (1939-1940) отмечен тем, что Великобритания последовательно сдавала свои позиции в Латвии сначала в пользу Германии, а затем Советского Союза.

Латвийско-германские отношения так же в своем развитии прошли не­сколько этапов. Первый этап (1917-1920) характеризуется сложными отно­шениями, так как часть территории Латвии была занята немецкими войсками, имели место столкновения, и не было ясно, кто будет контролировать регион: латышские немцы или собственно латыши? Победа латышских национали­стов привела к началу второго этапа, который может быть датирован 1920-ми годами. Этот период отмечен сложными отношениями между двумя государ­ствами из-за наличия немецкого меньшинства в Латвии, с которым латыш­ские власти пытались бороться, проведя, в первую очередь, аграрную рефор­му и лишив немцев политического и экономического влияния. Третий этап пришелся на начало 1930-х годов и был отмечен определенным сближением, которое было прервано, с одной стороны, из-за прихода в 1933 году к власти в Германии НСДАП, а, с другой, переворотом 1934 года в Латвии. Эти собы­тия делали нормальные латвийско-германские отношения взаимоисключае­мыми. Переворот 1934 года и приход к власти в Латвии Карлиса Улманиса стал началом четвертого этапа, что вылилось в обострение отношений Лат­вии с Германией и ростом ее контактов с Великобританией. Пятый этап латвийско-германских отношений (1939-1940) характеризуется тем, что Гер­мания сдала свои позиции в Латвии сначала в пользу Советского Союза, за­ключив с ним пакт о ненападении, содержавший секретный протокол, кото­рый передавал страны Балтии, в том числе и Латвию, в сферу влияния СССР.

С Германией Латвию объединяло общее прошлое, Англия же была вы­брана в качестве ориентира пришедшими к власти латышскими национали­стами, многие из которых отличались своими англофильскими настроения­ми. Отношения с Англией и Германией не были ровными: периоды сближе­ния и активных контактов сменялись этапами отдаления и выражения взаим­ных претензий. Отношения Латвии с Германией осложнялись грузом истори­ческих проблем, так как националистически настроенное латышское общест­во нередко видело опасность в Германии, а немцев рассматривало как врагов и противников. Ухудшению отношений способствовали пангерманистские устремления правящих кругов Германии и рост реваншизма. Следует прини­мать во внимание и фактор наличия в Латвийской Республике значительного немецкого национального меньшинства, которое вовсе не желало мириться с потерей своих позиций и не признавало Латвию как независимое и суверен­ное государство. Что касается латвийско-британских отношений, они были более стабильными. Великобритания имела в Прибалтике как экономиче­ские, так и политические интересы. Отсутствие общего прошлого и взаимных исторических претензий делало латвийско-английские отношения стабильными и взвешенными. Латвийское общество рассматривало Англию как пример для подражания. Англофильские тенденции в межвоенной Латвии были сильны, и англофилы составляли большинство представителей правя­щих кругов этой балтийской республики. Однако стремление к поддержанию выгодных отношений носило нередко односторонний характер. Великобри­тания не была заинтересована в Латвии, как Латвия в Великобритании. Именно по данной причине, Англия так легко отказалась от своего балтий­ского партнера, когда возникла угроза ее реальным интересам в Европе в це­лом.

Таким образом, внешняя политика межвоенной Латвии базировалась на отношениях с Германией и Великобританией, которые были ее основными политическими и экономическими партнерами. Латвия была к ним привязана настолько глубоко, что попытка переориентации на Францию не принесла серьезных результатов. При этом латвийско-германские и латвийско-британские отношения не ограничивались лишь теми аспектами, которые рассмотрены в данной статье, что говорит о наличии ряда сторон и проблем в дипломатической и внешнеполитической истории Латвии, которые нуждают­ся в дальнейшем изучении.